Точка отсчета - Страница 4

— Рядовой Нодаш к бою готов!

— Придурок!!! — заорал Петрович, сдергивая его от углубления в камне. Тут же просвистели две пули, выбив из камня каменную крошку.

Вовчик не заметил этого, он находился в тупом ватном тумане. В голове вяло крутилась сладко-страшная мысль: «Скоро…» Сердце, как и все тело, сковало расслабленное нетерпение. Душевная боль ждала развязки.

— Здесь, воин гребаный, не учения!!! Пригнись и не рыпайся! — продолжал разоряться прапор. Смысл слов сквозь вату безразличия Вовчиком больше угадывался, чем слышался.

Обкуренное состояние все-таки сыграло с опытным Петровичем злую шутку (пятилетка в Афгане, пусть и на складе, — это тебе не в каком-нибудь Забайкалье). На секунду забыл о грузе и чуть высунул голову за край камня. На уровне земли, как полагается, но этого хватило. Вжикнувшая граната ударилась в брезент кузова. Раздался хлопок, перешедший в короткий треск рвущихся снарядов. Землю тряхнуло, камни подпрыгнули, по ним застучали и завизжали осколки, спланировали детали машины — от КамАЗа остался только объятый пламенем покореженный остов. Но не это запомнилось Вовчику на всю оставшуюся жизнь. С хрустом лопнувшего арбуза голова прапорщика Нефедова раскололась, срезанная крупным осколком стодвадцатимиллиметрового снаряда их «родной» машины. Тело прапора бросило на Вовчика, развернув вскрытым черепом прямо в лицо. Теплая алая кровь фонтаном ударила в рот, открытый при взрывах согласно вбитым на учениях рефлексам, заодно и густо залив остальные части лица.

«В натуре, у Петровича вместо головы — дыня». Звук расколотого черепа поразил Вовчика сильнее самого факта смерти сослуживца. Как услышал тот звук сквозь грохот взрыва — уму непостижимо! Больше не думал ни о чем. Туман из сознания ушел вместе с рвотой ржавой соленой кровью. Душевная боль сменилась расчетливым холодом и горячим желанием выжить.

Никогда раньше он не стрелял так метко. Цели высвечивались сами по себе, как в приборе ночного видения, предугадывались все выстрелы, направленные в его сторону. Чувствовал опасность, как зверь на охоте. Он стал зверем.

Духи не успели спуститься к разбитой колонне, а может, и не планировали. Заговорили наконец батареи прикрытия, перепахивая оба склона ущелья. Подлетели штурмовики и добавили жару. Афганцы ушли. Скольких убил лично Вовчик и убил ли хоть одного — неизвестно. Он не обращал внимания на поведение целей после выстрела: опасность пропала, ну и славно. Получил заслуженную медаль «За отвагу» и вскоре демобилизовался.

Джульетту, так назвали дочь родители, словно вырезали из сердца. Как ни странно, вместе со спасшим жизнь прапорщиком Нефедовым. Вовчик не горевал на его поминках. Выпил спирта, сколько налили, сказал положенное, и все. Хорошим тот был человеком или не очень, никто из срочников не имел четкого представления. По слухам, занимался контрабандой наркоты в Союз и, опять же по слухам, оружие духам не продавал. По характеру был компанейским, не злобным и в меру жадным, как все классические прапорщики.

Джулю забыл, но рваная подушка продолжала маячить где-то в подсознании.

— То ли дело Европа, там на каждой версте отель, — ворчал Роб, зевая.

Темень из-за дождя опустилась быстро. Теперь не до поиска пропавших фур, переночевать бы в безопасности, а значит — не на трассе.

— Я знаю место, скоро свернем, — ответил Вовчик, — дорога — асфальт, и лесочек от трассы закрывает.

— Да сворачивай в любой свороток, спать охота! Кругом лесополосы.

— Завязнем, — пояснил водитель, — мой «бумерок» — это тебе не джип.

На самом деле не завязли бы, просто Вовчику неохота марать машину, любил он ее.

— А че не взял?

— Не знаю, — пожал плечами Вовчик, — как этого мустанга увидел, ни на что больше смотреть не мог, а была мечта о «Чероки».

— Вот его бы лучше и взял. Кстати, «Мустанг» — «форд», тоже мне водила!

— Да? — делано удивился Вовчик. — Ты мне прямо глаза открыл!

— Да пошел ты! Как хочешь, а я спать. — С этими словами Роб откинул спинку и скрючился на правом боку, нагло закинув ноги в кроссовках на сиденье. Руки сложил под голову.

— Завтра сам будешь сиденье мыть, — проворчал Вовчик.

Роб не ответил.

«Где этот долбаный поворот!»

Поиски вымотали их с Робом до предела. Встреченные гаишники разводили руками, Игнатий брызгал слюной прямо через трубку, приказывал продолжить искать. Заночевать, как стемнеет, а завтра на полном серьезе двигать в Вильнюс. Такая вот перспектива.

«Наконец-то!» — облегченно подумал Вовчик, высветив табличку с цифрой «двести двадцать восьмой километр». Тело расслабилось в предвкушении отдыха, веки потяжелели. Не сдержался, зевнул, не открывая рта, и тут же потряс головой: не пропустить дорогу!

Ее заасфальтировали к приезду самого Горбачева. Дорога вела к какому-то советскому долгострою. То ли свинокомплексу, то ли элеватору — теперь не понять, остались никому не нужные бетонные развалины. Металл, кирпич, шифер — все более-менее ценное давно растащили. Пригодился асфальт. Правда, после этого он стал похож на фронтовую дорогу, но после дождика вполне себе ничего: не забывай объезжать выбоины, и все дела.

В жизни Вовчика случились три крутых поворота.

Первый — детдом.

С ним повезло. Нет, сначала в принципе не повезло. Отец пил и периодически сидел, мать пила и меняла места работы чуть ли не ежемесячно, не поднимаясь выше должности уборщицы. Государству пришлось спасать малолетнего гражданина, и шестилетнего мальчика забрали у родителей.