Точка отсчета - Страница 29

В этом году жрицы-наблюдатели на границе Кафарского пятна почувствовали начало налива Лотоса примерно на месяц раньше. Немедленно сообщили во все ордена Родящих, и началась спешная рутина. Полетели гонцы наперегонки с голубями, задействовалась астральная связь, и к пятну стали стягиваться орденские разведчики из всех окрестных стран. Кафарский царь официально открыл для них границы. Собственно, для лоосок они и не были никогда закрыты, но теперь все же вооруженная сила. Никто не любит чужие войска на своей территории, однако всем странам, которым повезло оказаться с пятнами, приходилось с этим мириться.

От эритопольского лагеря до Кафарского пятна полторы декады пути через перевал. Кафария находилась за северными склонами Хабарских гор. Неутомимые борки споро тянули обоз с баранами. Нет, теперь уже разведчиками — учеба кончилась. Рабы лежали в лежку, их приходилось кормить насильно. Жрицы не позаботились об эликсире Древа. Под присмотром товарищей до места дотянут, а там о них позаботятся другие. Не помрут, а что на душе творится — кому интересно? Один Чик ел сам. Вяло ковырял ложкой, пил, справлял нужду и откидывался на спину.

Интерес к его «подвигу» стих через насколько дней пути. Что толку, если «герой» не обращает внимания на подколки или одобрения? Отворачивается на соломенной подстилке, и все.

«Раб, что с него взять вдали от жриц и Древа. Повезло, и дарки с ним! Жаль, не мне улыбнулась удача, уж я бы не оплошал, испил свою чашу славы. Чего Фергала нашла в рабе?»

Примерно так рассуждали молодые разведчики. Архип с Саргилом пытались помочь другу, отвлекали разговорами, но и они вынужденно отстали. Чик замолчал в первый же день, когда остальные рабы еще разговаривали, — действие эликсира еще не кончилось. Замолчал вовсе не от страданий, как казалось со стороны, он размышлял. Вернее, пытался размышлять связно и логично. Не получалось.

Он вышел от жрицы на рассвете абсолютно счастливым. Еще бы, прикоснуться к приближенной богини! Ну и что, что она заставляла быть грубым, заставляла бить себя, обзывать, — это все же не сама богиня. Хотя порой и казалась ею, и тогда он ужасался и замирал от счастья одновременно. Нет, он заслужил это верным Служением, остальное неважно!

Не успел войти в казарму, как объявили тревогу. Началась четко расписанная армейская суматоха.

Агасфен командовал сбором своих баранов, носился туда-сюда и вдруг, перед самой посадкой в подводы, подлетел к Чику и вырвал его из строя.

— Жду приказаний! — привычно отрапортовал баран, но вместо ответа получил удар в челюсть.

— Ты!!! Падаль! Жалкий раб! — бешено орал десятник, пиная упавшего раба. Чик закрыл лицо руками, скрючился, закрывая живот. Помогало слабо. Вместе с болью росло непонимание: «За что?»

Если бы потомственного архея не оттащили другие десятники, то он вспомнил бы о мече на поясе, и мучения Чика кончились бы навсегда, но — не судьба. Может, действительно богиня удачи на его стороне? Очень даже вероятно — обошлось без серьезных травм.

В повозке из многочисленных завистливых поздравлений он понял причину — ревность. «Какая может быть ревность, если жрица сама выбирает, с кем делить постель? — удивился тогда Чик. — Как он мог, это против Служения!»

— Чик, — восторженно спросил его Архип, — расскажи, какая она в постели, а?

Саргил укоризненно посмотрел на друга. Мол, подумай, вдруг ему тяжело об этом говорить, хотя и самому было жутко интересно. Но раб ответил:

— Она как рабыня… — и замолчал, ошарашенный сказанным. Замолчал на все время пути.

Как ни бились друзья, разъяснения так и не дождались. А после потянулись скучные дни. Даже уход за тремя другими рабами десяток воспринимался как разнообразие. Конечно, жаль мужиков, но что сделаешь, лооски — они такие. Сучки. Хоть и красивые.

Вслед за словом «рабыня» всплыл яркий образ Грации, и в голове все смешалось. «Зачем все, зачем я живу? Зачем нужно Служение, кому?» Образ Флорины чередовался с образом Фергалы, перетекая из одного в другой, и никаких восторженных чувств не вызывал. Открытое унижение срединной жрицы, которое она сама просила, а после произнесенное слово «рабыня» сорвало стоп-кран.

Стенка куба покрылась уже целой сетью трещин, первый слой явственно продавился. Вовчик внутри лупил и лупил тупо в одно место. Руками, ногами, а когда и головой. Он весь измазался кровью, боль пронзала все суставы, но упрямо не останавливался. Перестал орать, надорвав связки за многомесячное заточение, но надежда не покидала его ни на мгновение. Откуда силы, почему не истек кровью — о такой мелочи не задумывался, как и том, чем дышит и что ест. Внутри только злость на себя — раба и единственное желание — скинуть ярмо.

Разве так можно с богиней? А почему нет, если требует. Так чем она лучше другой рабыни, настоящей? Грация меня греет, а Флорина холодит, причем обе — далеко. Ничего не понимаю! Служение… вроде нужно, но кому из них? Почему я его не чувствую? А разве раньше чувствовал?.. Зачем жить…

Это было сродни предательству Джульетты, только он об этом не вспомнил. Ему в принципе земная жизнь не вспомнилась. Падение богини с божественного пьедестала затмило собой все на свете, кроме разве что все более теплого образа Грации. Она не дала унынию разрастись до степени самоубийства, согрела душу. Облегчила обычную человеческую тоску, а не рабское Страдание, о котором уже почти позабыл. И еще он перестал видеть сны. Совсем, любые.

Депрессия, которую остальные принимали за Страдание без эманаций Древа Лоос, кончилась в месте назначения, во временном лагере разведчиков на границе с пятном. Младшая жрица подошла к обозу и напоила рабов эликсиром. Они сразу просветлели и самостоятельно, шатаясь от слабости, спустились с повозок. Чик тоже шатался от слабости — полежи-ка две недели подряд — и тоже довольно улыбался. Депрессию как рукой сняло, он понял цель жизни — служить Грации. Эликсир сделал свое дело, простимулировал стремление к Служению, но только богиня оказалась другой. Причем теперь Служение воспринималось абстрактно, как бы со стороны, просто как логичный порядок мыслей. Как он устал от разброда!